— Куда? — спросил я.
— Никуда, — ответил он.
Подошла женщина. Молодая, красивая, пьяная.
— Не хотите ли угостить девочку котейльчиком? — спросила она.
— Особого желания не испытываю, — сказал я.
— Почему? — спросила она.
— Не тянет, — сказал я.
— Почему не тянет? — спросила она.
— Потому что тяги нет, — сказал я.
— А может, денег? — спросила она.
— Нет, — сказал я, — деньги есть.
Мы пошли.
Дома меня ждала моя любимая.
— Кто это? — спросила она, указав на молодую, красивую и пьяную женщину.
— Леди фром зе найт, — ответил я.
— Кто–кто? — переспросила любимая.
— Госпожа Ночь, — ответил я.
— Кто–кто–кто? — снова переспросила любимая.
— Ночная фея, — ответил я.
— Ясно, — сказала любимая, — это шлюха!
Той же ночью я пошёл на кухню. Водички попить. Гляжу — а за столом сидит мой папа. В принципе, в этом не было бы ничего особенного, если не считать того, что папа умер пять лет назад.
Папа ел гороховый суп из глубокой тарелки
— Суп будешь, сынок? — спрашивает он у меня. И, не дожидаясь моего согласия, наливает ещё одну тарелку супа.
— Папа, — говорю я, — ты же умер пять лет назад.
Он лоб наморщил.
— Что–то не помню, — отвечает.
— Ну как же… — говорю. — Ты шёл с футбола. В парке присел на скамейку… И умер. Вспомнил?
— Нет, — покачал он головой, — не помню… А по–моему, это ты умер. Точно, точно. Поехал на рыбалку и утонул.
— Да нет же! — воскликнул я. — Ты возвращался домой. И у тебя сердце прихватило…
— Ой, да ладно, сынок, — сказал папа, — какая, в принципе, разница, кто умер. Давай лучше суп есть. А то остынет.
И мы стали есть суп.
18. Лейтенант Прищепа становится отцом
Генерал Степанов посмотрел на внебрачного ребёнка Петю и сказал:
— У пацана должен быть отец.
И позвал зычно:
— Лейтенант!
Прищепа был тут как тут.
— Слушаю, товарищ генерал!
— Назначаю тебя отцом Петрухи! Приказ ясен?
— Так точно!
— Выполняй!
Лейтенант Прищепа пошёл выполнять. Он наклонился над внебрачным ребёнком Петей и сказал:
— Тю–тю–тю. Теперь я твой папа.
— Фуфло-о! — заорал внебрачный ребёнок Петя.
19. Я тоже целую телевизионную дикторшу
Однажды, когда в комнате никого не было, я включил телевизор. Полногрудая дикторша читала последние известия. Не долго думая, я поцеловал её в губы. Она покраснела. Тогда я поцеловал её в шею. Дикторша покраснела ещё больше. Тогда я принялся покрывать страстными поцелуями всё её лицо. Дикторша перестала читать последние известия и начала меня отталкивать.
— Вы с ума сошли, — говорила она сквозь зубы.
…Я расстегивал ей платье. Высвобождал из бюстгальтера упругую грудь. Дикторша уже не сопротивлялась, полностью отдавшись моим горячим ласкам.
— А–а–а… — громко стонала она. — О–о–о…
И тут я услышал топот. Первой в комнату ворвалась моя любимая. За моей любимой ворвался генерал Степанов. За генералом Степановым ворвался лейтенант Прищепа. За лейтенантом Прищепой ворвалась домработница Клава. За домработницей Клавой ворвался внебрачный ребёнок Петя.
А я уже спокойненько сидел в кресле. Дикторша, убрав грудь и застегнув платье, дочитывала последние известия.
— Что тут происходит?! — закричала моя любимая.
— Ничего не происходит, — сказал я. — Последние известия передают.
— А кто же здесь стонал женским голосом? — подозрительно смотрела моя любимая.
— Это, наверное, лысый карлик, — предположил генерал Степанов.
— Да заткнись ты со своим лысым карликом! — рявкнула на него моя любимая.
— Никто не стонал, — отвечаю я. — Тем более женским голосом… Женским голосом здесь можешь стонать только ты. Или вон Клава.
— Чего это я буду стонать женским голосом? — удивилась домработница Клава.
— Так точно! — козырнул лейтенант Прищепа.
— Фуфло-о, — завопил внебрачный ребёнок Петя и вдруг увидел дикторшу на экране.
Лицо внебрачного ребёнка расплылось в млеющей улыбке, и он побежал к телевизору. Я перехватил его по дороге.
— Любимая, — обратился я к своей любимой. — Ты дождёшься, что твоего внебрачного ребёнка шарахнет током. Почему ты позволяешь ему целовать экран телевизора?
Мы сидели за круглым столом и вызывали дух Анны Ахматовой.
— Анна Андревна, — вполголоса звала домработница Клава. — А, Анна Андревна?
Стол начал медленно подниматься.
— Это лысый карлик! — в ужасе закричал генерал Степанов.
— Замолчите! — накинулись мы на него.
— Анна Андревна, — шептала домработница. — Это вы?
Стол начал медленно опускаться.
— Это лысый карлик! — вновь в ужасе закричал генерал Степанов.
Мы опять накинулись на него.
— Ну, Анна Андревна, — в третий раз спросила домработница Клава. — Хватит валять дурака. В конце–то концов, это вы или не вы?
— Это я, — раздался голос из зеркала.
Мы посмотрели в зеркало и увидели пятерых лысых карликов, сидящих за круглым столом.
Мы ехали в автобусе. В салоне был дикий холод. Окна заледенели. На остановках автобус останавливался. Но никто не входил в открытые двери. Только снежок летел…
Сидел одноногий генерал Степанов в генеральском мундире. Лежала моя любимая в розовой комбинации. Стоял по стойке «смирно» лейтенант Прищепа. Внебрачный ребёнок Петя хныкал. Домработница Клава подметала снег в проходе.
За рулем находился лысый карлик. Он вёз нас в ледяную ночь.
Наступило утро. Бог молчал.
Лия, усталая, лежала на кровати. Потом она решила отдохнуть и легла на диван.
Наступил полдень. Бог молчал.
Лия лежала на диване. Усталость не покидала её.
Вскоре пришёл Агузаров. Лиин любовник.
И начал врать.
— Почему вы всё время врёте, Агузаров? — устало спрашивала у него Лия.
— Я никогда не вру, — соврал Агузаров.
Наступил вечер. Бог молчал.
Агузаров лежал на Лии. Лия смотрела в потолок. Она очень устала.
— Любовь, — вздыхала Лия, — это утлый челнок в бушующем океане. Слезьте с меня. Я устала.
Наступила ночь. Бог молчал.
Агузаров храпел.
— Какая же вы свинья, Агузаров, — толкала его Лия. — Я так устала, а вы мне мешаете спать.
Агузаров обиделся, напился и ушёл. На улице он упал в лужу.
Наступило утро. Бог молчал.
Агузаров лежал в луже.
«Какое высокое небо, — думал он, глядя вверх, — а я и не знал».
Подъехал милицейский фургон. Из него вылезли два милиционера. Тонкий и толстый.
— Ты кто такой? — спросил тонкий у Агузарова.
— Свинья, — ответил Агузаров. Впервые в жизни ему захотелось сказать правду.
— Оно и видно, — хмыкнул толстый.
Милиционеры повезли Агузарова в вытрезвитель.
По дороге Агузаров умер. Душа его выпорхнула из милицейского фургона и улетела к Богу.
— Господи, почему ты молчишь? — спросила душа у Бога.
Бог молчал.
Воротников проспал весь день. А когда проснулся — была ночь. Спать больше не хотелось. О взял телефонную трубку и набрал первый попавшийся номер. Долго никто не отвечал. Наконец сонный женский голос сказал:
— Алло.
Воротников молчал.
— Я вас слушаю, — сказала женщина.
Воротников молчал.
— Ну говорите же, — с досадой произнесла женщина.
Воротников молчал.
— Почему вы молчите?.. — спросила женщина. — Говорите…
Воротников молчал.
В голос женщины проступили просящие нотки:
— Зачем вы это делаете? Я прошу вас, перестаньте…
Воротников молчал.
— Это жестоко, наконец, — рвался женский голос, — скажите хоть что–нибудь… Пожалуйста…
Воротников молчал.
— Не молчите! Не молчите! Не молчите!.. Я сейчас сойду с ума! НУ НЕ МОЛЧИТЕ ЖЕ!
У женщины началась истерика. Она зарыдала.
Вороников молчал.
Не здесь… не с нами… не сейчас…
(Молчание III)
Однажды я сел в поезд и поехал в город N. Напротив сидела старушка и обмахивалась веером.
— Я прямо фрейлина, — говорила она.
Молодой человек, сидящий справа от меня, немного подумал и сказал: